Лингвистический энциклопедический словарь - эстети́ческий идеали́зм

(идеалистическая неофилология) в языкознании — направление, сложившееся в западно­европей­ской лингвистике в начале 20 в. и выступившее с критикой младо­грам­ма­тиз­ма с позиций так называ­емой эстетической философии языка (название направления связано с названием программного сборника статей «Idealistische Neuphilologie», 1922). Широкий критический резонанс Э. и. получил в 20‑х гг. 20 в., когда к изучению эстетической функции языка обратились представители многих школ (пражская лингвистическая школа, ОПОЯЗ и др.).

Наиболее яркое выражение Э. и. получил в трудах К. Фосслера («Позитивизм и идеализм в языко­знании», 1904; «Язык как творчество и развитие», 1905, переизд. 1950; «Избранные статьи по философии языка», 1923; «Дух и культура в языке», 1925, и др.). Эстетическая теория языка Фосслера сложилась под влиянием лингвистической концепции В. фон Гумбольдта и системы философский воззрений Б. Кроче. Резко критикуя младограмматиков за отказ от изучения «исходной причинной связи» между явлениями, за механицизм, Фосслер назвал такой подход к языку позитивизмом, «смертью человеческого мышления», «концом философии» и противопоставил ему свою теорию языка, которую он определил как «идеализм», потому что в ней, вслед за Гумбольдтом, язык рассматривается как непрерывная творческая духовная деятельность, неотделимая от духовной и интеллек­ту­аль­ной истории народа. По мнению Фосслера, младограмматики изучали язык как нечто «данное и завершённое» и производили над ним анатомическую операцию, механически расчленяя его организм на фонетику, морфологию и синтаксис и далее на соответствующие элементы, вплоть до отдельных звуков. Язык же есть нечто целостное, взаимосвязанное. Таким он предстает в стилистике, которая и должна поэтому стать центральной лингвистической дисциплиной. Единственная реальность и тем самым основной объект изучения для Фосслера — речь индивида, понимаемая как духовное творчество личности, служащее средством выражения ее интуиции и фантазии. Постоянно подчёркивая, что язык — это прежде всего средство выражения, а не средство общения, Фосслер видел в «общем языке» лишь «точку пересечения многих отдельных языков», «приблизительную сумму по возможности всех или, по меньшей мере, важнейших индивидуальных языковых употреблений», или стилей, и считал общую языковую деятельность возможной лишь благодаря «общей духовной предрасположенности» говорящих. Все элементы языка по своему происхождению суть стилистические средства выражения, которые с течением времени могут стать граммати­че­ски­ми, т. е. общим, безликим шаблоном, если индиви­ду­аль­ное новшество соответ­ству­ет «духу языка» и если оно будет принято пассивной массой говорящих.

В концепции Фосслера учение Гумбольдта было воспринято односторонне, был утрачен диалектический подход, при котором язык понимался не только как средство выражения, но и как средство общения, не только как деятельность, но и как готовый «материал», признавалось существование не только индивидуальной речи, но и общего языка — языка народа.

Влияние философии Кроче на Э. и. нашло отражение в приравнивании языкового акта — как акта творческого — к искусству, к поэзии и в отождествлении по-новому понимаемой лингвистики с эстетикой. Фосслер писал, что «истина языка есть художественная истина, есть осмысленная красота» («Грамматика и история языка», 1910) и поэтому решение спорных вопросов грамматики должно базироваться на художественной способности, на чувстве вкуса. История языка оказывается «историей вкуса или чувства в области слова, то есть историей всех импульсов, мотивов, влияний, воздействий среды, которые притекают извне в развитие языка», иначе говоря, она «в известном смысле сливается» с историей культуры («Отношение истории языка к истории литературы», 1911). Фосслер делает попытку установить связь, иногда слишком прямолинейную, между явлениями языка и особенностями культуры соответствующих эпох («Культура Франции в отражении развития языка», 1913, переизд. в 1929 под назв. «Культура и язык Франции»). Он исследует связь языка с религией, наукой, поэзией, а также разные функции языка в разных языковых коллективах («Дух и культура в языке»). Историко-литературные исследования Фосслера охватывают важнейшие эпохи в истории итальянской, французской, испанской литератур (а в последние годы жизни — литературы стран Южной и Центральной Америки) и творчество крупнейших представителей этих литератур. В центре многих работ — творческая личность, художник, произведения которого анализируются на фоне духовной культуры его эпохи.

Школа Э. и. немногочисленна, к ней принадлежат несколько крупных филологов-специалистов в области романских языков и литератур: Л. Шпитцер, Х. Хацфельд, Э. Лерх, Л. Ольшки, В. Клемперер и другие. Разделяя некоторые общие философские взгляды Фосслера на язык, они нашли, однако, во многом свои пути в исследовании проблем стилистики художественной литературы и романского языкознания, главным образом синтаксиса и стилистики. Большое влияние на развитие романской филологии и стилистики оказали работы Шпитцера, посвящённые языку и стилю писателей — от средневековья до 20 в. В диссертации Шпитцера «Словообразование как стилистический приём» (1910) особенности стиля Ф. Рабле рассматриваются как выражение его особой манеры видения мира. Позднее, констатируя разрыв, существующий между историей культуры и наукой о языке, от которого страдает находящееся на границе этих наук изучение стиля писателей, Шпитцер подчеркивает, что для выявления полной картины своеобразия стиля писателя необходимо установить всё, что для него стилистически значимо, и поставить в связь с его личностью («Словесное искусство и наука о языке», 1925). Шпитцер вводит понятие индивидуальной языковой системы писателя, каждый из признаков которой может встретиться в другом тексте, но совокупность которых единственна в своем роде. Здесь в общих чертах намечается метод исследования «стиля личности в стиле языка», который впоследствии получил название индуктивно-дедуктивного метода в стилистике, или метода «филологического круга». Исследование движется от найденной стилистически значимой детали к её интерпретации в свете особенностей духовного мира писателя, к интерпретации «из языкового окружения» писателя, обусловленного литературной и социальной историей. Состоятельность полученной интерпретации проверяется её применимостью для объяснения и других стилистических фактов в языке данного автора. Шпитцер защищал свой метод в полемике с лингвистами других школ, например с Ш. Брюно, указывая на банальный, «школярский» характер подхода к языку художественных текстов, при котором иссле­до­ва­те­ли ограни­чи­ва­ют­ся выписыванием тех или иных стилистических явлений из произведений разных авторов и констатацией их сходств и различий («Теории стилистики», 1952), а также продемонстрировал его в многочисленных конкретных работах. Развивая семантико-историческое и этимологическое направление исследований, Шпитцер просле­жи­ва­ет происхождение и семантическое развитие ряда связанных с европейской цивилизацией слов, «точнее любого барометра показывающих культурную атмосферу» эпохи. Подобно тому как это сделал Фосслер в начале века, Шпитцер в 40—50‑х гг. 20 в. с позиций, близких к экзистенциализму, выступил с рядом статей в защиту гуманитарного знания, против антиментализма и механицизма, т. е. против идей, высказанных Л. Блумфилдом и дескрипти­вис­та­ми. Он также одним из первых поставил важный методологический вопрос о способах доказательства в лингвистике и, шире, в гуманитарных науках.

Фосслер и другие представители Э. и. решали научные проблемы с позиций субъективно-идеалистических, выдвигая на первый план экспрессивно-эстетическую функцию языка. Однако, рассматривая язык как культурно-историческое явление, которое невозможно исследовать вне связи с культурой и историей народа, школа Э. и. расширила и обогатила проблематику науки о языке, поставив перед ней ряд новых важных задач — создание лингвистической стилистики, изучение языка писателя и его соотношения с общенародным языком, а также роли художественной литературы в развитии литературного языка народа и т. д.

В. П. Мурат.